Хаджисмел Варзиев

С самого детства у меня была необъяснимая тяга к осетинскому фольклору вообще и к танцу в частности. Народные действа, крепко осевшие в моем сознании, я наблюдал с раннего детства в своем родном Фарне, а позже в Беслане (где некоторое время я учился и жил у своего дяди). В память врезались не только обряды, но даже имена и фамилии танцевавших и певших людей, участвовавших в этих массовых представлениях, а так же других людей, сопровождавших хороводи и т.д.

То, что я видел в Беслане (Уæласахи) впоследствии питало мое творчество настолько, что запаса увиденных сюжетов мне хватило бы для нескольких творческих жизней. Беслан оказался для меня моей творческой колыбелью. Впоследствии, когда я уже работал в ансамбле ГАПиТ, а потом учился в институте, я стал выносить на сцену эти сюжеты, которые видел и помнил. Работая над этими сюжетами, я убедился, что осетинские обряды и хороводы, в своем народном архаическом виде, выстроены настолько гармонично, что складывается впечатление, будто их ставил профессиональный режиссер.

Наиболее отчетливо я помнил обряд, посвященный новорожденному мальчику (кæхътсгæнæн, шойганан), который первый раз увидел в 1946 году в доме Фриева Ислама и его супруги Асиат, когда у них родился сын Хазмур. Потом наблюдал как протекало действо хадзаронтæ, потом дзырха-мырха, потом чепена у Тетовых, потом "галл куд кодтой уынгтыл" и другое. К сожалению эти все явления -обряды, хороводы и др. ушли очень быстро из осетинского быта, но мне удалось успеть кое что не только зафиксировать, но даже поставить на сцене. Среди этих, на мой взгляд, удавшихся постановок, особой строкой стоит танец "Шой".

КАК СТАВИЛСЯ "ШОЙ" (история создания).

К концу первого года учебы в институте я рано утром, где-то в 7.30 утра, пришел в институт для встречи с концертмейстером. Встреча была назначена на 8 часов, но так как было еще рано я сел на лавку у центрального входа в институт. Ожидая прихода концертмейстера, я вдруг услышал музыку, которая, как тогда показалось, была уже мне знакома. Музыка игралась обрывочно с остановками и паузами, все время повторялись одни и те же ноты, которые, как мне казалось, были знакомы и напоминали то ли песню, то ли отдельную мелодию. Эти ноты кто-то «отбивал» на фортепьяно. Быстро сориентировавшись и определив, откуда была слышна музыка, я поднялся на второй этаж. Там, на втором этаже, была профессорская аудитория, где обычно проходили защиты диссертаций, консилиумы, защиты дипломов и т.д. Я сам когда-то в этой аудитории после вступительных экзаменов проходил коллоквиум.

Я тихо приоткрыл дверь и заглянул в аудиторию и увидел за инструментом пожилую седую женщину в круглых очках с кавказскими чертами лица. Не останавливая свою игру она повернулась ко мне и кивнула головой в знак приветствия или в знак того, что она меня заметила. Я,не решился заходить и остался стоять у двери. Через несколько секунд, бросив игру, она сама пригласила меня подойти к ней. Я подошел. Она внимательно посмотрела на меня и спросила «ты, наверное, с Кавказа?». Я не удивился тому, что она узнала, с какого я региона, потому что у меня была черная шевелюра, широкие черные усы и нос с горбинкой.

Я ответил "Да. Я с Кавказа!".
Она уточнила - "откуда?".
Я ответил - "из Северной Осетии с Орджоникидзе".
Она спросила - "На какой улице живешь?"
Меня удивило то, что она спросила мою улицу и я ответил - "на Чкалова".

И тут эта женщина воскликнула «Боже мой!». Она встала со стула и обняла меня, потом сказала, что сама тоже из Орджоникидзе и что жила на углу Томаева и Кирова, раньше эти улицы назывались по другому, но, к сожалению, их прошлые названия я не заполнил. Она даже запомнила, что там рядом был роддом и в их двор был вход со стороны ул. Томаева. Рассказала, что жили они в достатке и роскоши. Ее отец Мамулов был серьезным композитором, который много ездил по Осетии и собирал музыку, записывал ее и складывал и издал несколько сборников. Рассказала, что к нему приезжали известные композиторы из Грузии и Армении, с которыми ее отец по долгу спорил, и играл им разные мелодии и потом опять спорил. Потом она изменилась в лице, сильно погрустнела и спокойным голосом сказала, что когда ее отец умер, то композитор Далидзе тут же пришел и забрал у них два больших чемодана нот, якобы для того, чтобы сдать бесценные труды ее отца Мамулова в их грузинский музей. Потом она призналась, что "этот Долидзе" (так она его назвала) ее обманул и увез их к себе домой в Тбилиси.

После смерти отца она уехала из Владикавказа. Потом, когда она выросла и вышла замуж. И вот из оставшихся дома нот у нее кое-что осталось. Она мне сказала, что хочет что-то из нотных скоплений выбросить, потому что ей тесно в однокомнатной коммуналке. Оказалось, что она была на пенсии, а в ГИТИСе подрабатывает концертмейстером. Она мне предложила еще раз послушать то, что я услышал во дворе института. Она наигрывала все время два такта, только два такта которые мне напомнили какую-то очень знакомую мелодию, но я не мог никак ее вспомнить. Затем она попросила меня по приезду в Орджоникидзе зайти в их двор и ей потом, после каникул, об этом рассказать. На этом мы распрощались. На каникулах я зашел в этот двор с улицы Томаева и увидел одноэтажный высокий длинный дом с длинным коридором и высокой галереей.

Сочинение 2-й части 2-й мелодии

По приезду в Москву я не смог найти ее и мы так больше и не встретились, а эти два такта, как я выяснил дома у своей матери, были из мелодии «Гогызы кафт». Потом, два года спустя, когда в ГИТИС приехала учиться осетинская студия, я просил Суанова Казбека сыграть по этим нотам мелодию на баяне. Эти такты не выходили из головы, я все время их или напевал, или насвистывал. И вот, в один момент, насвистывая эту мелодию, мне показалось, что у меня стала вырисовываться половинка какого-то целого. Постепенно, совместно с Суановым я принципиально взялся доработать эту мелодию. В одно прекрасное утро я разбудил Суанова и заставил взять баян. Спустившись в репетиционную комнату на 1 этаж, я уже насвистывал Суанову полностью доработанную, с развитием второй части мелодию, ставшую известной танцевальному и культурному обществу республики. Вот так получилась знаменитая в республике мелодия, на которую я осуществил танцевальную часть постановки обрядового хоровода «Шой» (дальше рассказать "о вокальной части"). Только через много лет, я понял, что если бы пришел в ГИТИС на 10 минут позже, то этой мелодии могло не случиться, потому что через 10 минут женщина концертмейстер дочь известного русского собирателя фольклора конца 19 века Мамулова успела бы выбросить на свалку пачку старых пожелтевших нот. Такие случаи в той или иной степени присутствовали почти к каждой моей постановке.

Позже опишу рождение идеи от увиденного и запомнившегося, когда родились близнецы Ахсар и Ахсартаг у Гусова Магамата, когда родился сын у Цкаева Замнкула (хоровод сопровождал Гима Торчинов и Муза Торчинов). Какими поисками и опросами я занимался в Даргавском и Куртатинском ущельях о нюансах ритуала проведения (Асланбек Варзиев, Созрыко Варзиев и их высказывания). Подробнее:

1. Как подбирался песенный и хореографический текст под мелодию.
2. Что сказала Гониева перед премьерой относительно того, как ей одеться по ее представлению.
3. Что сказал Махар Абаев перед премьерой
4. По каким критериям я выбирал солистов,
5. О судьбе Багиева - как и почему я оставил его в ансамбле
6. Как можно больше сказать о солистах и их индивидуальных чертах.
7. Каким должен быть балагур-весельчак Хабош.
8. Сказать о «проходке» сельских девушек и в чем была идея включения их в постановку и так далее.
9. Почему такие почести мальчику.
10. Как я добивался гармоничного сочетания танца и песни, как строил коомпозицию, что требовал от концертмейстера при обработке музыки.
11. За счет чего сремился передать национальный колорит и узнаваемость образов.
12. Как выстриаивал взаимоотношения между разновозрастными персонажами и как обозначал взаимоотношения между персонажами с разным достатком (бедняк и знать) внутри осетинского торжества (праздника).
13. В чем заключалась идея включения «проходки» сельских девушек и так далее...
14. Почему такие почести организовывали именно мальчику.